Много раз приходилось слышать о молитве самые разноречивые мнения и толки и вот, чтобы составить для себя мало-мальски определенное поня­тие об этом предмете, стал выписывать, что говорят о молитве сами делатели молитвы. Удивительно – их практика и наставления часто коренным обра­зом разнятся с тем, что можно было бы назвать приходским обиходом.  Когда цитат набралось достаточное количество, захотелось выписать в два столбика, часто предъявляемые современные требования к молитвенному правилу и соответствующие свято-отеческие советы, и опубликовать. Но не решался, понимая, что кроме голой теории нужна и собственная прак­тика, да и предмет разговора уж очень высок.

Но вот, в беседе с прихожанином выяснилось, что какой-то батюшка благословил его читать пятисотницу, то есть 500 молитв Иисусовых. Спрашиваю:

– А раньше сколько читал?

– Нисколько.

– Что ты – говорю – святитель Игнатий, которого церковь именует учите­лем молитвы, советует начинать с 12.

– С 12 тысяч?

– Да нет, с 12 молитв, и это для новоначальных иноков.

Удивлению прихожанина не было предела.

Было много недоуменных вопросов о молитве, но этот последний стал и последней каплей, заставившей–таки писать.

Еще раз хочу оговориться, по недостатку опыта моего не должен даже подступаться к этой теме, но пишу, вынуждаемый необходимостью пред­ложить то учение святых отцов, которое оказывается на практике недо­ступным для очень многих, или как евангельская женщина, нашедшая по­терянную драхму, и желающая поделится радостью с соседями.

Удивительно – когда речь идет о вещах житейских, например о том, чтобы научить ребенка писать, мы легко понимаем, что нужно научить его писать сначала палочки, потом крючочки, потом только буквы, при этом обращая внимание на то, чтобы каждая буковка была красивой. И только добившись качества, его закрепляют некоторым (вполне посильным) ко­личеством. И этот принцип будет оставаться неизменным, чему бы чело­век ни учился. Неужели, когда речь идет о молитве, этот порядок наруша­ется? Оказывается нет. Святитель Игнатий говорит: «Научись молиться Богу правильно. Научившись молиться правильно молись постоянно, – и удобно наследуешь спасение» (Т.1 О молитве). Чему же учиться? Кажется, открыл молитвослов – все молитвы здесь, бери, да молись. Оказывается, не так все просто, молитва коренным образом отличается от чтения молитвенных текстов. Можно всю жизнь читать молитвослов, выучить его наизусть и при этом никогда не молится.

В своей статье «Дух молитвы новоначального» (Т.2) в пункте 18 пишет: «Достоинство молитвы состоит единственно в качестве, а не в количестве…». Что же в молитве является тем самым качеством, которого так следует добиваться? «Заключать ум в слова молитвы» – то есть молится со вниманием – цитирует свят. Игнатий Иоанна Лествичника.

«Желающий заниматься богоугодно молитвою должен заботиться только о том, чтобы во время молитвы ум его сохранял внимание, а сердце содействовало уму чувством покаяния.» (Письмо свят. Игнатия желающему заниматься молитвою) Внимание и покаяние – вот те качества молитвы, а вместе с тем и состояния души, вне которых молитвы нет. Первое же, о чем говорят св. отцы, и чему следует учиться в первую очередь – внимание. В подтверждение позволю себе привести еще несколько высказываний.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Кто поспешно, без сердечного понимания, читает молитвы, побеждаемый своею ленивою и сонною плотию, тот служит не Богу, а плоти своей, самолюбию своему, и ругается Господу своим невниманием…» (Моя жизнь во Христе Т.1)

Схиигумен Иоанн Алексеев: «Можно читать утром и вечером несколько молитв, сами определяйте сколько, сообразуйтесь с временем, только чтобы было не на ветер, а со вниманием, ибо внимание – душа молитвы.»

Святитель Игнатий Брянчанинов: «Заботься не столько о количестве молитвословия, сколько о качестве его, то есть о том, чтобы оно было совершено со вниманием.»

«Душа молитвы – внимание. Как тело без души мертво, так и молитва без внимания – мертва.»

И все-таки, неужели будут бесплодными усилия, если христианин будет делать, скажем, 150 поклонов с молитвой Богородице? Ну, и что, что ум рассеян, труд-то какой…? И опять святитель Игнатий неумолим: «Действие на душу продолжительной, но невнимательной молитвы подобно действию обильного дождя на железную крышу, с которой сбегает вся вода, в каком бы количестве она не пролилась, не производя на крышу никакого действия.» (Т. 4 Поучение 2. В неделю мытаря и фарисея.)

Но ведь есть же диалектический закон перехода количества в качество, и он же работает? Да, но при том условии, что у этого количества есть, от раза к разу, постоянная направленность к качеству. В противном случае мы получим прочный навык в неправильной молитве.

В нашей жизни примеров тому предостаточно. Спортсмен, не обращающий внимания на правильную технику выполнения каких-либо элементов (к примеру, если во время прыжка он не приземляется на полную стопу) рискует стать инвалидом, музыкант, при попытке играть сложные произведения непоставленными руками – заработает воспаление сухожилий, певец при неправильной технике – может «сорвать» голос. И такие повреждения могут стать необратимыми. То же самое происходит с душой, если христианин серьезно захочет заняться молитвой, но будет делать это неправильно. Проиллюстрировать это явление можно рассказом, который святитель Игнатий приводит в главе «О Молитве Иисусовой.» (Т.1):

«Со мною был следующий, достойный замечания случай. Посетил меня однажды Афонский иеросхимонах, бывший в России за сбором. Мы сели в моей приемной келии, и он стал говорить мне: “Помолись о мне, отец: я много сплю, много ем”. Когда он говорил мне это, я ощутил жар, из него исходивший, почему и отвечал ему: “Ты не много ешь, и не много спишь; но нет ли в тебе чего особенного?” и просил его войти во внутреннюю мою келию. Идя пред ним, и отворяя дверь во внутреннюю келию, я молил мысленно Бога, чтоб Он даровал гладной душе моей попользоваться от Афонского иеросхимонаха, если он – истинный раб Божий. Точно: я заметил в нем что-то особенное. Во внутренней келии мы опять уселись для беседы, – и я начал просить его: “Сделай милость, научи меня молитве. Ты живешь в первом монашеском месте на земле, среди тысяч монахов: в таком месте и в таком многочисленном собрании монахов непременно должны находиться великие молитвенники, знающие молитвенное тайнодействие и преподающие его ближним, по примеру Григориев Синаита и Паламы, по примеру многих других Афонских светильников”. Иеросхимонах немедленно согласился быть моим наставником, – и, о ужас! с величайшим разгорячением начал передавать мне вышеприведенный способ восторженной, мечтательной молитвы. Вижу: он – в страшном разгорячении! у него разгорячены и кровь и воображение! он – в самодовольстве, в восторге от себя, в самообольщении, в прелести! Дав ему высказаться, я начал понемногу, в чине наставляемого, предлагать ему учение святых Отцов о молитве, указывая его в Добротолюбии, и прося объяснить мне это учение. Афонец пришел в совершенное недоумение. Вижу: он вполне незнаком с учением Отцов о молитве! При продолжении беседы говорю ему: “Смотри, старец! будешь жить в Петербурге, – никак не квартируй в верхнем этаже, квартируй непременно в нижнем”. “Отчего так?” – возразил Афонец. “Оттого, – отвечал я, – что если вздумается ангелам, внезапно восхитив тебя, перенести из Петербурга в Афон, и они понесут из верхнего этажа, да уронят, то убьешься до смерти: если же понесут из нижнего, и уронят, то только ушибешься”. “Представь себе, – отвечал Афонец, – сколько уже раз, когда я стоял на молитве, приходила мне живая мысль, что ангелы восхитят меня, и поставят на Афоне!” Оказалось, что иеросхимонах носит вериги, почти не спит, мало вкушает пищи, чувствует в теле такой жар, что зимою не нуждается в теплой одежде. К концу беседы пришло мне на мысль поступить следующим образом: я стал просить Афонца, чтоб он, как постник и подвижник, испытал над собою способ, преподанный святыми Отцами, состоящий в том, чтоб ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался, по выражению святого Иоанна Лествичника, в словах молитвы. При этом сердце обыкновенно содействует уму душеспасительным чувством печали о грехах, как сказал преподобный Марк Подвижник: “Ум не развлеченно молящийся, утесняет сердце: «сердце же сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс.50:19)”. “Когда ты испытаешь над собою, – сказал я Афонцу, – то сообщи и мне о плоде опыта; для меня самого такой опыт неудобен по развлеченной жизни, проводимой мною”. Афонец охотно согласился на мое предложение. Через несколько дней приходит он ко мне, и говорит: “Что сделал ты со мною?” – “А что?” – “Да как я попробовал помолиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, то все мои видения пропали, и уже не могу возвратиться к ним”. Далее в беседе с Афонцем я не видел той самонадеянности и той дерзости, которые были очень заметны в нем при первом свидании и которые обыкновенно замечаются в людях, находящихся в самообольщении, мнящих о себе, что они святы, или находятся в духовном преуспеянии. Афонец изъявил даже желание услышать для себя мой убогий совет. Когда я посоветовал ему не отличаться по наружному образу жизни от прочих иноков, потому что такое отличие себя ведет к высокоумию, то он снял с себя вериги, и отдал их мне. Через месяц он опять был у меня, и сказывал, что жар в теле его прекратился, что он нуждается в теплой одежде, и спит гораздо более. При этом он говорил, что на Афонской горе многие, и из пользующихся славою святости, употребляют тот способ молитвы, который был употребляем им, – научают ему и других.

Если все так страшно, может лучше вообще не молиться? Но тогда мы погрешаем против заповеди: «Непрестанно молитесь» (1 Фес. 5.16), «Должно всегда молиться и не унывать…» (Лк. 18.1). Поэтому вывод может быть только один – молиться и молиться правильно.

Прот. Андрей Мере